ПРОЗА БОРИСА ВАСИЛЬЕВА Борис Васильев прожил долгую и удивительно насыщенную жизнь. Он родился в 1924 году и принадлежит к первому поколению советской интеллигенции — поколению, испепеленному историческими катаклизмами. Писатель не раз подчеркивал, какую роль в его жизни сыграло чудо, ведь из всех его одногодков мало кому удалось дожить до зрелых лет. В предисловии к повести «Завтра была война» Васильев скажет: из его одноклассников только двое дождались внуков. При этом он часто говорил, что и ему, и его семье была суждена счастливая судьба — насколько это вообще возможно в ХХ веке: семья уцелела в огне революции и Гражданской войны, в Отечественную войну и в годы террора — об этом Васильев подробно написал в автобиографических романах «Летят мои кони» и «Век необычайный». Писательская биография часто определяет характер творчества. В поле зрения Васильева постоянно попадает судьба героя, вынужденного в чрезвычайных, катастрофических обстоятельствах принимать решение, соответствующее представлениям о долге, чести и совести. Безусловно, он черпал материал из собственной биографии, в которой сочетаются уникальность, везение — и неразрывная связь с судьбой страны. Как все, он учился в советской школе с ее звонкими лозунгами, советской идеологией, поисками врагов народа — и в то же время воспитанием беззаветной веры в идеалы социализма, готовности отдать жизнь за свою страну. В этом последнем пункте школьное воспитание не расходилось с семейным. Отец, кадровый военный, как будто предвидя будущее, готовил из мальчика бойца: учил стрельбе из разных видов оружия, умению ориентироваться в непролазных лесах Смоленщины. Все это спасло жизнь 17-летнему мальчишке, когда он добровольцем попал на фронт и несколько месяцев с боями выходил из окружения. В лагере для перемещенных лиц, откуда его, как несовершеннолетнего, должны были отправить домой, он добился продолжения военной службы. Его отправили сперва в кавалерийскую полковую школу, а затем в пулеметную школу, после окончания которой он служил в 8-м гвардейском воздушно-десантном полку 3-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Во время боевого сброса 16 марта 1943 года он попал на минную растяжку и получил тяжелую контузию, но опять избежал смерти. По неофициальным подсчетам, из поколения, родившегося в год смерти Ленина, выжило только 3 %; и в документальной и художественной прозе Васильева постоянно звучит ощущение причастности к трагической судьбе своего поколения — и в то же время неоплатного долга перед погибшими: «...знакомые и незнакомые ровесники мои. Вы спасали меня, когда я метался в Смоленском и Ярцевском окружениях летом сорок первого, воевали за меня, когда я скитался по полковым школам, маршевым ротам и формировкам, дали мне возможность учиться в бронетанковой академии, когда еще не был освобожден Смоленск. Война переехала и через меня и если не запахала, не искалечила, не задушила, тяжесть ее все равно невозможно сбросить с плеч. Она — во мне, часть моего существа, обугленный листок биографии. И еще — особый долг за то, что целым и невредимым оставили именно меня...» Послевоенная судьба тоже до поры до времени была обычной. Васильев окончил Военную академию бронетанковых и механизированных войск, получил профессию военного инженера-испытателя и до демобилизации в 1954 году оставался кадровым военным. Но все-таки Васильеву была суждена особая дорога в жизни. По его воспоминаниям, он всегда хотел стать писателем. С детства у него был страстный интерес к истории, литературе и театру. Еще в девятом классе он с другом выпускал школьный журнал, участвовал в театральных постановках. Писательская судьба Б. Васильева может быть названа счастливой, хотя, конечно, не безоблачной. Спектакль по повести «Офицер» был запрещен, три года пролежал в «Новом мире» одобренный А. Твардовским «Иванов катер». Но фильм «Офицеры» сделал имя писателя известным, а повесть «А зори здесь тихие...», а затем и фильм С. Ростоцкого принесли настоящую славу, последующие повести и романы «В списках не значился», «Не стреляйте в белых лебедей», «Завтра была война» сразу же обретали широкую известность, и уже в начале 1970-х Васильев прочно входит в число современных российских классиков. В текстах Васильева нет одноплановости, там присутствуют разные семантические пласты, оттеняющие и дополняющие друг друга. При этом темы, обозначенные в первой знаменитой повести «А зори здесь тихие...», будут отражаться в других повестях и романах Васильева. Эта многоплановость блестяще проявилась уже в первой знаменитой повести писателя. Первый пласт идей очевиден. Это изображение человека на войне, рассказ о трагических судьбах юных, самоотверженных девушек-зенитчиц — как восславление беззаветного мужества, готовности к самопожертвованию во имя родины. Но за этой бесспорной идеей у Васильева проступает и другой болезненный вечный российский вопрос — «народ и государство». Так уж воспитали в России поколение начала 20-х годов, что в конфликте чувства (чувства любви, жажды жизни) и долга побеждал долг. Только поэтому Россия не была сломлена и победила фашизм. Но писатель понимает, что и в целом двенадцать веков Россия существовала по формуле «народ для государства» — виной этому и сложнейшее географическое положение страны, «зажатой» между Западом и Востоком, и тысячелетняя жизнь в кольце врагов. Но возникает вопрос — чем должно государство ответить на безоглядную жертвенность народа? В эпилоге повести на безымянную могилу девушек через 20 лет седой однорукий Васков сам привозит памятник. А молодежь и не знала, что здесь шли бои... В повести «В списках не значился» остался безымянным последний защитник Брестской крепости. «Неизвестные солдаты», безымянные могилы, «пропавшие без вести...» — государство до сих пор не выплатило даже этот последний долг погибшим. Второй пласт повести еще менее однозначен. Само сочетание слов «женщина и война» представляет собой зловещий оксюморон. Та, что должна давать жизнь, — несет смерть и погибает сама. Писатель отважно анализирует тот ужас, который испытывает женская душа перед насилием — и чужим, и своим, для некоторых — ужас непосильный. Погибает в безумии Галя Четвертак, страшное потрясение испытывает, совершив первое убийство, Женя Комелькова. Васильев не понаслышке знает, что такое героизм женщин на войне, сражавшихся и погибавших рядом с мужчинами, но и сама противоестественность войны на примере женских историй видна отчетливее. «Женщин на войне было более 350 тысяч, — вспоминал Б. Васильев в интервью Марии Ремезовой для сборника «Автограф века» (2005). — Они были во всех родах войск. Танкисты, артиллеристы, снайперы... Я уж не говорю про санбат. А когда я пришел в академию, увидел там девочек — два отделения, все фронтовички. Некоторые были ранены. Женщине не место на войне! Не надо было их туда посылать! В тылу помогайте, девочки мои родные... За ранеными ухаживайте, замуж за них выходите, безногому инвалиду создайте уют — вот ваша задача! Женщина должна детей поднимать, а не воевать». Исследователи единодушно сходятся на том, что так масштабно и резко тема женщины на войне впервые прозвучала именно у Бориса Васильева. Подвиг героинь Васильева не заслоняет в повести «А зори здесь тихие...» и горькую мысль о том, что перед нами не просто женщины — это почти дети. Ведь молот войны особенно беспощадно обрушился именно на поколение 18–20-летних. Об этом Васков с болью говорит умирающей Рите: «Положил ведь я вас, всех пятерых положил, а за что? За десяток фрицев?.. Пока война, понятно. А потом, когда мир будет? Будет понятно, почему вам умирать приходилось?» Это не пустые слова, перед лицом смерти старшина Васков предельно искренен: пусть его личной вины в случившемся нет, но сам себя он простить не может, трагедия неотменима. И в эпилоге, через двадцать с лишним лет, Васков не может забыть о ней. Он ставит памятник в лесной глуши, это нужно ему самому — как искупление и в назидание новым поколениям, забывшим о пережитом. На фоне официозного, «парадного» прославления героизма эта тема в повести прозвучала и неожиданно, и остро. В своих повестях и романах писатель не раз будет размышлять о невозвратимости военных потерь. Оказалось выбито из жизни целое поколение огромной страны, первое собственно советское, послереволюционное, рожденное людьми, охваченными страстным революционным порывом, загоревшимися массовой, истовой верой в «светлое царство» социальной справедливости. Каковы последствия этой утраты не только в масштабе их семей, но и в масштабе страны — не убито ли было лучшее, что породила революционная эпоха? К этой мысли Васильев возвращается в повести «Завтра была война», показывая это удивительное предвоенное поколение. Это повесть о шестнадцатилетних ребятах, учениках 9‑го «Б» класса, о тех, кому предстояло прямо со школьной скамьи шагнуть в огонь Отечественной войны, откуда большинство из них не вернулось. Это повесть о первом серьезном нравственном выборе, о взрослении, когда впервые приходится задуматься: что такое долг и честь, вера и поиски истины. Им, воспитанникам советской школы, свойственна убежденность, даже идеологическая зашоренность, вера в революционные идеалы, доходящая до фанатизма, но мы видим и их умение мыслить, и жажду знаний. Эти ребята уже стремятся думать, сопоставлять и делать беспощадные выводы. Умение не избегать ответственности в роковых ситуациях, готовность к бескомпромиссному нравственному выбору — все эти черты поколения воплощены в одной из главных героинь — Искре, с ее правильностью, прямолинейностью, нетерпимостью и в то же время абсолютной честностью и светлым умом. И родители, и школа учили ребят верности идеалам, храбрости, принципиальности. Но учили по-разному. Мать Искры Поляковой, «комиссар», железная женщина в кожанке и сапогах, подпоясанная широким ремнем, для которой Гражданская война так и не кончилась, верит в непреложную истину, воплощенную в советской идее, и готова защищать ее до последнего вздоха. «Товарищ Полякова» не умеет сомневаться: советский человек должен не рассуждать, а верить. И долгое время Искра безоговорочно верила матери, ее словам, что «истина — наша сила и гордость», что «с друзьями спорить не о чем, а с врагом надо драться», что «надо учить самой истине, а не способам ее доказательства», что «человек, преданный истине, будет защищать ее с оружием в руках», что «болтовня — пустое занятие». Любовь к родине и готовность отдать за нее жизнь — вот главный урок, полученный от поколения революционеров. Но рядом с этими не слишком образованными, не знающими сомнения фанатиками существуют и другие люди — советская интеллигенция, сохранившая лучшие черты интеллигенции дореволюционной: умение самостоятельно мыслить, спорить, сомневаться. Таков отец Вики, Леонид Сергеевич Люберецкий, тоже герой Гражданской войны, однополчанин Поляковой. «Растревоженный человек пытлив и любознателен: состояние покоя и довольства собой порождает леность души». Знакомство с ним, а затем и трагедия с его дочерью, Викой, изменили Искру. Разве могла она раньше спорить с тем, что, по мнению старших, является истиной? «Зачем же с ней спорить, если она является истиной». Оказывается, спорить не только можно, но и необходимо. «Истина не должна превращаться в догму, она обязана все время испытываться на прочность и целесообразность», «нельзя перелить живую истину в чугунный абсолют». И когда Люберецкого арестовывают как врага народа, Искра делает первый в жизни серьезный выбор, отказывается от комсомольского поручения: провести собрание, где Вику как дочь врага народа исключат из комсомола. Впрочем, не все в повести однозначно. Мать Искры Поляковой, не умеющая сомневаться, преданная идеалам коммунизма, все-таки пишет письма в ЦК, не может поверить, что ее однополчанин — враг народа, хотя такое заступничество было небезопасно. Размежевание в повести проходит не по признаку «умение сомневаться — безоглядная вера», а по наличию совести или ее отсутствию. Учительница Валендра демонстрирует нравственную тупость, страх перед начальством, желание выслужиться, успешно прикрывая все это звонкой советской риторикой — и школьники единодушно отвечают ей презрением. Таких было меньшинство, но они держали в страхе всю страну. И шестнадцатилетние дети, несмотря на все идеологическое давление, сумели отличить истину от лжи. Эпилог повести больше похож на мартиролог: из 45 человек до старости дожили 19, война унесла самых храбрых, умных и честных, навсегда опалив своим дыханием тех, кто остался жить. Борис Васильев — писатель трагический. На вечере встречи со студентами писателю был однажды задан вопрос: «Не жалко ли вам ваших героев, которые умирают?» Писатель ответил: «Мне жалко героев, которые умирают, действительно жалко, но дело в том, что я писал эти книги, ощущая вокруг себя стада слонов с толстой слоновьей шкурой. Их невозможно было пронять щекоткой, их нужно было уколоть, потому что проникает до самого сердца только трагедия, которая, обратите внимание, совершенно исчезла с экранов наших телевизоров; ее нет, все хотят хохотать, как на пиру во время чумы». Васильев точно подметил весьма характерную для современной массовой культуры черту — стремление к дегероизации, стремление отвернуться от неизбывного трагизма жизни. Виной ли этому изнеженность новых поколений или их тотальное безверие? Или же это просто примитивизм массового сознания, влияющий на литературу? И трагические финалы лучших произведений Васильева — результат глубоко продуманной и прочувствованной авторской позиции. Художественная литература не должна выступать в роли утешителя, ее долг — обнажать перед людьми суровую правду жизни, будить совесть и учить противостоять злу, как бы ни была высока цена этого противостояния. А. В. Успенская Борис Васильев. Завтра была война. А зори здесь тихие Художник Клим Ли https://www.wildberries.ru/catalog/74655176/detail.aspx https://www.ozon.ru/product/557594589/ #борисвасильев #завтрабылавойна #азориздесьтихие #климли #малаяклассикаречи #издательстворечь #книга #книги #библиотека #литература